Doktor Lenas Blog

В психотерапевтической речи выбор слов имеет решающее значение. Слово служит не только предпосылкой для взаимопонимания между психотерапевтом и пациентом; точно подобранное слово обеспечивает достижение желаемой терапевтической цели.

В то же время некоторые понятия, применяемые в психотерапевтической практике, не имеют абсолютно однозначных смыслов и тем самым оставляют некоторое пространство для интерпретаций. Иногда из-за иностранного происхождения и „трудностей перевода“ термин не совсем точно отражает заложенную в него суть. В данной статье речь идёт о новых версиях двух понятий, позволяющих более точное обозначение описываемых ими феноменов и соотвественно бо́льшую эффективность этих понятий как инструментов психотерапии.

Родительское Эго-Состояние

В трансактном анализе и в эмоциональной грамотности, являющейся методологическим ответвлением трансактного анализа, модель структуры личности по Эрику Берну является значимым диагностическим и терапевтическим инструментом. Эта модель, состоящая из трёх Эго-Состояний (Ребёнок, Взрослый и Родитель) сравнима с психоаналитической трёх-частной структурой личности (с соответственно Ид, Эго и Супер-Эго), однако фокусируется более на манифестациях Эго-Состояний в актуальном поведении и на том, как эти манифестации влияют на коммуникацию и на отношения в целом. Так, под Эго-Состоянием Родитель понимаются сохранённые в памяти шаблоны поведения и аттитюдов значимых родительских фигур. Родитель как психический интроект существенно влияет на актуальное поведение индивида и может служить и причиной психологического неблагополучия, проявляющегося как в виде внутреннего конфликта, так и конфликта в отношениях с другими.

В свою очередь Эго-Состояние Родитель состоит из двух интегративных частей: из так называемых Критического Родителя и Заботливого Родителя (в англоязычном варианте Critical Parent и Nurturing Parent). (В психоаналитической традиции существует подобное концептуальное разделение Супер-Эго на две части – на так называемую „Хорошую Грудь“ и „Плохую Грудь“ (Klein, 1948).)

Интроект Заботливый Родитель – источник безусловной любви, имманентный ему мессадж „Ты ОК“ и выражается он в защищающих, поддерживающих и доброжелательных поведенческих и вербальных паттернах.

Манифестации Заботливого Родителя присутствуют как в отношении к себе самому, так и в коммуникации/отношениях с другими. Индивид с выраженным Заботливым Родителем может постоять за себя там, где это необходимо, он способен адекватно заботиться о себе и о близких, не скуп на похвалу, проявления поддержки и благодарность.

Схема 1. Функциональная модель эго-состояний по Берну и Штайнеру

Критический Родитель – наоборот ощущается как ограничивающая и подавляющая внутренняя инстанция. Те или иные вариации послания „Ты не ОК“ это всегда проявления Критического Родителя. Неуверенность в себе, неудовлетворённость собственными успехами/внешностью/умениями/etc, тенденция к болезненному самоедству и латентному чувству вины – всё это проявления Критического Родителя в рамках личности. В рамках отношений с другими Критический Родитель проявляется двумя способами: как в чрезмерно требовательном, придирчивом и недружелюбном отношении к другим, так и в неумении защитить себя и постоять за себя там, где это необходимо. Манипулятивное, ограничивающее и наказывающее поведение – типичные проявления Критического Родителя. Критический Родитель это эмоциональная холодность, (пассивная) агрессия, недостаток уважения к собеседнику, иногда деструктивные, со-зависимые отношения с элементами той или иной формы насилия. Да и сам выбор партнёра для отношений (в пользу партнёра с чертами подобной деструктивности) зачастую продиктован именно неосознаваемой „активностью“ внутреннего Критического Родителя. Самой характерной чертой Критического Родителя таким образом является обесценивание в любых его формах.

Которая из двух Родительских интегративных частей – Заботливая или Критическая – более проявлена в актуальном поведении, зависит как от индивидуального опыта (сценарной матрицы), так и от характера ситуации (триггеров в рамках коммуникации, запускающих сценарные, т.е. неаутентичные, несвободные от драйверов, ролей и игр реакции). Осознание и рефлексия тех или иных проявлений индивидуального Родительского Эго-Состояния является важной частью индивидуального консультирования и психотерапии. Образовательный аспект психотерапевтической работы заключается в том, чтобы помочь клиенту/пациенту развить осознанность в отношении проявлений обеих из интегративных частей Родителя с целью выстраивания желаемой коммуникации или отношений. Именно в рамках этой работы понятия и их недвусмысленно истолкованные значения имеют решающее значение.

Идея индивидуальной ценности

Это не всегда простая задача в рамках практической работы над конкретным случаем – отличить манифестации Критического Родителя от таковых Заботливого Родителя. Защитные механизмы психики играют тут не последнюю роль: разрушительные ментальные и поведенческие шаблоны Критического Родителя, усвоенные от реальной родительской фигуры, часто подвергаются вытеснению и оправданию, дабы смягчить дискомфорт от внутреннего конфликта (фразами „У меня было самое нормальное детство“, „Мой отец был нормальным отцом, как у всех“ пациент часто пытается завуалировать от себя самого бытовавшее в семье эмоциональное или физическое насилие). Эта внутренняя цензура, тенденция автоматически оправдывать, вытеснять и рационализировать проявления КР и сподвигла меня искать более аккуратное и точное обозначение феномену КР. Не менее желаемым и важным является и умение чётко отличать манифестации КР от манифестаций Заботливого Родителя.

Итак, Критический Родитель по своей сути есть обесценивание: под его влиянием индивид субъективно ощущает себя менее способным и просто „меньше“ (беспомощнее, слабее), чем есть на самом деле; реальный ресурс и потенциал такого индивида в коммуникации или в отношениях резко ограничивается вмешательством Критического Родителя и ведёт к проигрыванию заведомо провальных сценариев. Пренебрежительно относиться к себе, также и в плане отношения к собственному здоровью, что является функцией Критического Родителя, – тоже проявление обесценивания, вернее самообесценивания, то есть аттитюда, перенятого от родительской фигуры. За всем этим стоит латентная (и неосознаваемая) неуверенность в индивидуальной ценности (ценности своего здоровья, благополучия, психологического комфорта), которая и ставит под вопрос и удовлетворение потребностей. Напротив, люди без опыта обесценивания в анамнезе обладают „неповреждённым“ чувством собственной ценности, не отягощены преувеличенными сомнениями в себе и вполне в состоянии относиться эмоционально ровно и с уважением и к другим, и к себе самим.

Если базовую потребность в любви и признании рассматривать как потребность в подтверждении индивидуальной ценности, то ясной становится граница, чётко отделяющая феномен Контролирующего Родителя от феномена Заботливого: Заботливый Родитель проявляется и субъективно ощущается как сообщающий и подтверждающий индивидуальную ценность (через имплицитные послания „Ты ОК“), Критический же Родитель – как обесценивающий („Ты не ОК“). Значимость индивидуальной ценности как базовой потребности подтверждает и тот факт, что явно или неявно она всегда является темой психотерапии или психологического консультирования. То, как индивид субъективно воспринимает собственную ценность и то, в чём проявляется его отношение к себе – в контексте ли отношений с родителями или в рамках актуальных отношений с другими – это область, с которой связаны и очень сильные эмоции, вызываемые либо ценящими, либо обесценивающими аттитюдами. Обесценивание ощущается как то, что ранит наши чувства, вызывает душевную боль. Ценящее же отношение, наоборот, сообщает ощущение удовлетворения и счастья.

Обозначение соответствующих интегральных частей Родительского Эго-Состояния как Ценящий Родитель (вместо Заботливого Родителя) и Обесценивающий Родитель (вместо Критического Родителя) позволяет даже новичку, только осваивающему язык психотерапии, легко научиться идентифицировать проявления соответствующих интроектов в реальной жизни, безошибочно отличать один феномен от другого и осознанно заменять нежелательные паттерны мышления и поведения желательными.

В англоязычной литературе и психотерапевтической традиции трансактного анализа концепт Критического Родителя имеет и такие обозначения как „Pig Parent“ (Большой Свин в русскоязычной ТА-литературе) и „Witch Messages“ (послания ведьмы) (Boulton, 1977). Обозначения, которые были призваны прояснить обозначаемый ими феномен, порой, наоборот, способствуют включению защитных механизмов психики (вытеснения, рационализации) и бессознательному „взятию под защиту“ реальных родительских фигур. Это затрудняет и делает более затратным по времени процесс осознания эффектов, производимых обесценивающими шаблонами мышления и поведения. Как раз в силу подобной защитной тенденции и в психотерапевтическом сообществе возникло своего рода сопротивление в отношении таких „уничижительных“ обозначений психического интроекта как „Pig Parent“ и „Witch Messages“ (Goulding & Goulding, 1979).

Более точное обозначения феномена позволяет осознавать контрапродуктивность интроекта Обесценивающий Родитель и освоить навык заменять его проявления проявлениями Ценящего Родителя в актуальной коммуникации. Именно этот навык обеспечивает положительные изменения и в рамках отношении к себе самому, и в рамках отношений с другими.

Схема 2. Функциональная модель по принципу ценности: только белые эго-состояния ресурсны и обеспечивают гармоничные взаимоотношения

Семантический резон такого более ясного разделения состоит в том, что прилагательные „критический“ и „заботливый“ не имеют однозначных, одномерных коннотаций. Слово „критический“ часто понимается и как относящееся к положительному и желательному качеству: критически мыслить и быть способным к здоровой самокритике – вполне годные способности и черты. Критика может быть и конструктивной и без критического мышления невозможно образование и просвещение. „Заботливый“ (в английском варианте „nurturing“) – несколько расплывчатая метафора, под которой можно понимать много чего в зависимости от контекста и такая расплывчатость приводит к разночтениям и недопониманиям.

Более точное дифференцирование по принципу ценности очень положительно проявило себя в моей работе с пациентами. Оно способствует и просто процессу обучения понятному психотерапевтическому языку, и помогает выработать ценящее или так называемое „окейное“ отношение как к себе самому, так и к партнёрам по взаимодействию. Грамотно сформулированное слово это чрезвычайно эффективный инструмент достижения желаемых целей и положительных изменений.

Лена Корнеева

Это адаптация на русский язык статьи, опубликованной в немецко-язычном журнале профессиональной ассоциации немецких психологов (BDP):
Kornyeyeva, L. (2019). Zum Wert-Prinzip in der psychotherapeutischen Wortwahl. Report Psychologie, 1/2019, S. 23-24.

ЛИТЕРАТУРА

Berne, E. (2006). Die Transaktions-Analyse in der Psychotherapie. Eine systematische Individual- und Sozial-Psychiatrie. Paderborn

Boulton, M. (1977). Parental Injunctions: Witch Messages Masquerading as Nurturing Parent Messages. Transactional Analysis Journal 7:1 January 10-14.

Grawe, K. (2004). Neuropsychotherapie. Göttingen

Goulding, M.M., Goulding, R.L. (1979). Changing Lives through Redecision Therapy. New York

Holtby, M. (1973). You Become What I Take You To Be: R.D. Laing’s Work on Attributions as Injunctions Transactional Analysis Journal III:4 October 25-28

Michel, G., Oberdieck, H., Steiner, C. (2007). Die Kunst, sich miteinander wohl zu fühlen: Emotionale Kompetenz in Familie und Partnerschaft. Paderborn

Klein, M. (1948). Contributions to Psychoanalysis. 1921-1945., London

Kornyeyeva, L. (2017). Emotionale Kompetenz nach Claude Steiner: Eine kurze Einführung, in: Liebe ist die Antwort. Beiträge aus Psychotherapie, Pädagogischer Psychologie, Familienpsychologie, Wirtschaftspsychologie, Sozialpsychologie. Deutscher Psychologen Verlag, Berlin

Steiner, C. (1979). The Pig Parent. Transactional Analysis Journal, Volume: 9 issue: 1, page(s): 26-37. Issue published: January 1. https://doi.org/10.1177/036215377900900106

Steiner, C. (2005). Wie man Lebenspläne verändert: Die Arbeit mit Skripts in der Transaktionsanalyse. Paderborn

Steiner, C. (2009). The heart of The matter: Love, Information and Transactional Analysis. TA Press.

Удобная для печати 6-страничная pdf-версия

Схема 1. Функциональная модель эго-состояний по Берну и Штайнеру

Много раз в рамках обучения поводом для дискуссий становился вопрос различия обеих частей Родительского Эго-Состояния в некой конкретной ситуации.

Пример. Мама/папа запрещает ребёнку совать пальцы в розетку/играть с острыми предметами. По сути это меры репрессивные, ограничивающие и обычно вызывающие у объекта запрета неудовольствие/неприятие/протест. Вопрос: из какого Эго-Состояния действует родительская фигура – из Критического (Контролирующего) или из Заботливого (Воспитывающего) Родителя?

Мнения разделялись: одна считали, что, раз это ради блага ребёнка, то это Заботливый, другие же считали, что забота не должна быть репрессивной (я была „иной“).  

Наверное именно так и получила однажды хождение идея, что Критический Родитель „из лучших побуждений и стремясь обезопасить“ может функционально проявлять себя положительно — так к нему и приделали плюс. В остальных случаях был решено обозначать его отрицательно (КР-). Для равновесия и Заботливому Родителю приписали плюс и минус, как это отображено на схеме 2. 

Схема 2. Функциональная модель эго-состояний, модифицированная

Эта модификация изначальной бернианской модели всегда вызывала у меня ряд вопросов. Как определяется каждая из этих теперь четырёх частей вместо двух? И кто решает, какую из манифестаций считать „положительной“ и какую „отрицательной“? Какое именно преимущество имеет эта новая в сравнении с оригинальной и не теряем ли мы как специалисты в качестве нашей работы, уходя от стройной и непротиворечивой бернианской модели? Не открывает ли это поле для злоупотреблений — ведь если я репрессирую кого-то и при этом настаиваю, что мол, это для твоего же блага, то какой же это трансактный анализ с его идеей окейности во главе всего? И как же тот факт, что мы в своей работе всё же больше заняты анализом и гармонизацией трансакций не между детьми и родителями, а между взрослыми, где патерналистский аттитюд, мягко говоря, неуместен и как раз и является причиной проблем и конфликтов?

И вообще: а как же методологический принцип Оккама? Ну тот, который Бритва Оккама: „Не следует множить сущее без необходимости“, т.е. если феномен можно объяснить с помощью А, В и С, то не следует пытаться объяснять его с помощью А, В, С и D. Одним словом, запутанность этой модели и недостаточная её убедительность мешали мне опираться на неё в моей работе. 

И вот однажды в один прекрасный мартовский день 2010-го года с Родителем всё стало на свои места: благодаря дискуссии на международном ТА-шном форуме в yahoo, посты которой приходили на мой ящик.  

Ясность внёс Клод Штайнер (или Стайнер, как принято указывать в некоторых русскоязычных источниках). (Кстати, когда при встрече я спросила Клода, какое произношение его имени он предпочитает, он ответил, что давно привык к тому, что в разных языковых культурах его называют по-разному any in fine and it doesn´t matter). Так вот, форум и дискуссия, которая началась с поста о проявлениях Заботливого Родителя и приведения цитаты со страницы Клода, на что Клод и откликнулся (здесь и далее я выборочно привожу посты Клода из дискуссии): 

„На мой очень спорный взгляд Критический Родитель никогда не полезен и должен быть исключён из человеческих отношений, если вы хотите, чтобы это были отношения сотрудничества и любви.“

„Это был мой выбор определить Критического Родителя как враждебного и потому вредоносного для сотрудничества и любви и именно поэтому не оставляющего никакой возможности быть положительным (по моему определению)“.

„По поводу „Не тронь розетку!“ как аргумента в пользу Положительного Критического Родителя я скажу: это зависит от тона голоса и эмоции, сквозящей в заявлении. Это заявление можно сделать и из Взрослого, и из Заботливого Родителя и из Критического Родителя и каждое их этих Эго-Состояний здесь может оказаться эффективным или неэффективным. Тут нет необходимости в дополнительно запутывающем Положительном Критическом Родителе, не имеющем чёткого определения.

Всё сводится к следующему выбору: я прошу принять точку зрения, что Критический Родитель не имеет положительного использования, и я буду отстаивать эту точку зрения, потому что я страстно верю в неё из соображений изложенных выше.“

„Когда я был несведущим 21-летним студентом факультета физики и психологии, я встретил Эрика Берна и он объяснил мне, что „каждый это три человека“. 

Я принял это допущение, потому что оно показалось мне очень просвещающим и проясняющим. После 55 лет работы, основанной на допущении, что эта трихотомия верна, я феноменологически и своим опытом убеждён, что я это действительно три человека, каждый из которых имеет свою жизненно важную функцию в жизни. […] Я просто я знаю, что моё понимание трёх Эго-Состояний более благоприятствует той жизни, которую я хочу жить.

[…]

Мое представление, что Родитель это на самом деле два человека, один из которых (Заботливый Родитель) это полностью положительный, а другой (Критический Родитель) полностью отрицательный […] Честно говоря, именно так я вижу себя, вместе с моим Критическим Родителем, являющимся важной частью, которая однако нуждается в контроле и подавлении, потому что она это источник неприятностей и ничего иного.“

„Для меня есть две разные части родительского Эго-Состояния. Заботливый Родитель «Ты ОК», который предвзят в пользу индивида, и Критический Родитель «Ты не ОК» (называйте его как хотите: доминирующий, наказывающий, патриархальный и т.д.), который предвзят в ущерб индивиду и стремится заглушить его осознанность, спонтанность и умение переживать близость.

Называть Критического Родителя Защищающим Родителем это ошибка, основанная на неверном понимании намерений Критического Родителя, которыми являются подавление и контроль, а не защита. Это же вносит и ненужную неясность и размывает границы между Положительным Критическим Родителем и Отрицательным Критическим Родителем.“

„…по моему мнению Критический Родитель не имеет ценности в демократическом, Ты ОК – Я ОК, эгалитарном обществе.“

„Вопрос: Из какого Эго-Состояние действует Спасатель в Драматическом Треугольнике? Не является ли Спасатель Отрицательным Воспитывающим Родителем?

Клод: Хороший вопрос. Я думаю, что человек, действующий из роли Спасателя, находится под влиянием своего Критического Родителя, то есть представления, что спасаемый не может справляться с задачами самостоятельно и заботиться о себе.“

„Вопрос: Когда кто-то отклоняет нежелательные для него поглаживания, какое Эго-Состояние он использует? Может это быть Позитивный Критический Родитель (которого я называю Позитивным Защитным Родителем)?

Клод: Снова хороший вопрос. Я думаю, что когда человек отвергает нежелательные поглаживания, он действует из Взрослого или Ребёнка под влиянием Заботливого Родителя, сообщающего, что он заслуживает желаемые поглаживания и не должен принимать поглаживания, которые ему не нравятся.

Спасибо за ваши мысли. Я надеюсь, мне удалось разъяснить мои мысли. В целом я не вижу никаких преимуществ в разделении Критического Родителя на Положительного и Отрицательного. Иногда мне кажется, что это разделение было придумано для того, чтобы укрепить представление о том, что детям для правильного развития НЕОБХОДИМ Критический Родитель. На мой взгляд, неконтаминированный Взрослый и любящий Заботливый Родитель достаточны для воспитания здорового, свободного ребенка.“

„Критический родитель это нечто вроде внутреннего демона в понимании Берна, но Берн, кажется, воспринимал его как некое непостоянное, случайное явление, связанное со сценарием неудачника, тогда как я думаю, что Критический Родитель это постоянно присутствующий феномен, оказывающий влияние на большинство людей как интра-психически, так и в социальном смысле. Я также считаю, что Критический Родитель может быть контролирован и исключён посредством неверия в его необходимость и ясного осознания, что он совершенно нежелателен.“ 

Схема 3. Функциональная модель Эго-Состояний как предпосылка спонтанности, осознанности и близости вместо ролей, игр и сценария

Итак, согласно Штайнеру, для здоровых (неманипулятивных) коммуникации и отношений вполне достаточно хорошо функционирующих (неконтаминированных и неисключённых) Эго-Состояний Заботливого Родителя, Взрослого и Свободного Ребёнка. Всё остальное – теоретически небезупречно и потому непрактично. И я полностью разделяю этот подход, ведь в моей практической работе, равно как и в личной жизни он меня ни разу не подвёл. 

Подход Клода это инструмент, позволяющий гармонизировать отношения, получить желаемую любовь, адекватно постоять за себя, там где это нужно. Ведь если не уметь выделять, осознавать и исключать из собственной психической жизни ту внутреннюю инстанцию, которая делает нас искусственно слабее, мы не получим желаемых изменений. В конце концов индивидуальное функционирование сводится лишь к одному вопросу: „Какой из внутренних инстанций я в данный момент отдаю контроль и руководство – Заботливому или Критическому Родителю?“

Нет смысла искать положительные аспекты в Критическом и отрицательные в Заботливом Родителе – если это забота, то она выглядит, звучит и ощущается как забота, если нет – то нет. Взгляд на Критического Родителя как на однозначно контрапродуктивный конструкт без единого допущения о его возможной пользе или оправданности это не прихоть, а проявление адекватной заботы, любви, уважительного отношения к себе и другим.

На мой взгляд только оригинальная функциональная модель Берна идеально отражает его революционную идею, сделавшую трансактный анализ в своё время таким прорывом в психотерапии. Эту идею Берн метафорически выразил так: „Мы рождаемся принцами и принцессами, а цивилизация делает из нас лягушек“. Нас делает менее способными, менее свободными счастливыми именно Критический, т.е. Обесценивающий Родитель как интроект, т.е. некая инстанция, встраиваемая извне в процессе социализации и прямо противоречащая нашей природной потребности в подтверждении ценности — в любви, в чутком отношении, в понимании и принятии. Для точной идентификации этого источника дисгармонии нам и нужен соответствующий элемент модели и недвусмысленно определённый конструкт.

Так что давайте оберегать себя и других от опасных розеток или острых предметов из любви, а не из любви к ограничениям. А Бритва Оккама пусть будет, она как раз не навредит.

Лена Корнеева

P.S. На ITAA-форуме до сих пор сохранился этот тред, так что все 52 сообщения этой живой дискуссии с вопросами, возражениями и аргументами можно прочесть в оригинале (название треда: Nurturing Parent – from Claude Steiner’s website; начало 4 марта 2010 года). 

P.P.S. Для бо́льшей ясности в моей работе я отказалась от эпитетов „критический“ или „контролирующий“ – они имеют неоднозначные, в том числе и положительные коннотации и потому не позволяют полно и ясно отразить суть феномена. К тому же немецкий язык к счастью предлагает такое удачное противопоставление двух однокоренных антиподов – wertschätzend (ценящий) и abwertend (обесценивающий) и к тому же отражает сам принцип различия между этим двумя конструктами. Подробнее об этом в статье „Принцип ценности и психотерапевтический язык“.

Литература:

Steiner, C. (2009). The heart of The matter: Love, Information and Transactional Analysis. TA Press.

© Kornyeyeva 2019

www.doktorlena.de

(more…)

Одно из ключевых понятий трансактного анализа – жизненная позиция, охватывающая базовое отношение к себе и к другим. Это понятие можно рассматривать и как концепцию самовосприятия как таковую, ибо как существа социальные
– мы изначально формируем самовосприятие на основания восприятия нас значимыми другими
– мы никогда не рассматриваем себя в отрыве от отношений с другими
– мы вольно или невольно сравниваем себя с другими или знаем, что сравнивают нас.

Исходная формула, выражающая дуальность жизненной позиции это „Я ОК – Ты ОК“. Каждый из двух компонентов жизненной позиции может быть окрашен либо положительным, либо отрицательным отношением; возможное число жизненных позиций – четыре:
Любая из жизненных позиций с компонентом „не ОК“ проявляет себя в разнообразных нежелательных тенденциях. Как в склонности к манипулированию, так и в склонности становиться объектом чьих-то манипуляций, в неумении за себя постоять, в недостатке эмоциональной автономии, тенденции к чрезмерной изоляции. Словом, в недостаточном умении формировать хорошо функционирующие отношения, доставляющие удовольствие.

В процессе психотерапии и исследования причин неудовлетворительности отношений человек нередко приходит к осознанию необходимости откорректировать своё самовосприятие в пользу позиции „Я ОК – Ты ОК“. И тогда неизбежно приходится прояснять и само толкование окейности.

Один мой клиент озвучил своё понимание так: „Это что-то вроде „Возлюби ближнего своего как себя самого“, где упор именно на слове „как“, то есть не меньше и не больше… Но почему на деле это бывает так сложно?“

Наверное, потому, что окейность это не совсем про любовь. Любовь к себе как ближнему своему – отличная идея, но это не вся информация о жизненной позиции „Я ОК – Ты ОК“.

Понимание позиции „Я ОК – Ты ОК“ в плане „возлюби“ это сведение самовосприятия только лишь к эмоциональному отношению без учёта другой его важной части – когнитивной. А в когнитивном смысле принципиальным мне тут кажется вопрос субъективно воспринимаемой индивидуальной ценности – как противоположность обесценивающей неокейности. Позицию „Я ОК – Ты ОК“ можно понимать как „моя человеческая ценность (моё достоинство) равно твоей человеческой ценности (достоинству)“. Такой подход делает возможным ведение диалога на равных (Взрослый – Взрослый), а не из обесценивающей позиции Критического Родителя („Я ОК – Ты не ОК“) или зависимой позиции Несвободного Ребёнка („Я не ОК – Ты ОК“).

Как это выглядит на практике:

Например, Вы ощущаете дискомфорт в рамках коммуникации с кем-то. Слова (манера, тон) собеседника воспринимаются Вами как обесценивающие (манипулятивные, задевающие чувства).

– Из неокейной позиции „Я не ОК – Ты ОК“ Вы реагируете попыткой избежать конфронтации и „прогибаетесь“, не беря себя под защиту и лишь усиливая внутренний дискомфорт, т.к. сердитесь уже не только на собеседника, но и на себя за неумение отреагировать желаемым образом.

– Из неокейной позиции „Я ОК – Ты не ОК“ Вы отвечаете грубо и преувеличенно агрессивно, что ведёт к эскалации конфликта и к усилению дискомфорта в силу возникшего чувства вины из-за проявленной агрессии.

– Из неокейной позиции „Я не ОК – Ты не ОК“ Вы полностью прерываете коммуникацию/отношения, вообще не веря и в то, что Вы могли бы повлиять на ситуацию и в то, что собеседник мог бы отреагировать адекватно; дискомфорт/горечь/обида остаётся.

– Из окейной позиции „Я ОК – Ты ОК“ Вы не игнорируете свой внутренний дискомфорт и спокойно озвучиваете то, какого обращения Вам хотелось бы для восстановления своего комфорта. В зависимости от характера отношений формулировать это можно приблизительно так: „Я нахожу это обращение ко мне неприемлемым; пожалуйста, говори со мной спокойно и ясно, это обеспечит взаимопонимание и пощадит наши чувства.“

Там, где есть недвусмысленно понимаемая и ощущаемая окейность, нет дискомфорта в отношениях. Нет ощущения, что кто-то посягает на твоё достоинство. Нет стремления кому-то что-то доказать. Нет желания заслужить одобрение непомерной ценой. Нет болезненной зависимости от чьей-то оценки. Нет тенденции избегать конфронтации, оставаясь один на один с неудовлетворённостью. Нет неумения постоять за себя, когда кто-то умышленно или неумышленно ранит чувства.

…А есть умение договариваться и строить желаемые отношения.

Ожидать от себя или других любви к ближнему везде и всегда не совсем реалистично. В конфликтных ситуациях, кои являются частью любой социальной реальности, мы ну не можем даже просто симпатизировать человеку, который тем или иным образом уже задел или ранил наши чувства. Но мы вполне можем не давать себя в обиду и восстанавливать нарушенный статус-кво адекватно подобранными словами – основываясь на принципе Я ОК – Ты ОК, то есть осознавая, что наш визави тоже вполне может пойти нам на встречу, если мы сами поспособствуем этому. И если он не пойдёт, то это его решение и с этим тоже вполне можно жить. И что окейность, то есть индивидуальная ценность от этого не зависит.

Лена Корнеева

Удобная для печати пдф-версия (2 страницы)

Часто мы не осознаём или вовсе не задаёмся вопросом, какую именно эмоцию мы переживаем в определённый момент. Само по себе это было бы не проблема, если бы не побочный эффект: утрата контроля над своими чувствами и реакциями, что может негативно сказываться и на отношениях, и на самооценке. Часто не осознаётся именно злость: многим из нас не нравится злиться и выглядеть злым, многим трудно даже самим себе признаться в том, что они в определённых ситуациях испытывают злость, гнев, даже ярость.

Часто под словом „стресс“ маскируется не что иное, как переживание злости. Этот эвфемизм лишь подтверждает плохой имидж злости, которым она обросла в обществах с развитой социальной культурой. Быть приятным в общении, сдержанным, уравновешенным человеком – социально желательно и приносит профиты разного рода. Быть способным на злость – вряд ли впишешь такое в резюме или профиль на сайте знакомств.

Вытеснение злости из сознания имеет свои причины и они могут быть и индивидуальными; разберём лишь две, наиболее распространённые.

Первая причина – семантическая. Это склонность путать злость со злобностью. Злобность это не эмоция, а установка, черта характера или сложившийся способ адаптации к определённым условиям (что-то вроде „с волками жить – по волчьи выть“). Злобность это наличие намерения или готовности причинить кому-то что-то заведомо недоброе, злое. Понятно, что поэтому не всякий желает слыть злобным. И стремится быть или казаться незлобным или незлобивым человеком, то есть не показывать злость. И не только не показывать, но и не признавать собственную способность испытывать злость.

Вторая причина – анамнестическая. Это наличие в анамнезе переживания чьей-то злости в качестве жертвы. Например, человеку пришлось быть объектом агрессивной злости в детстве со стороны родителя, либо не умевшего контролировать свою злость, либо намеренно использовавшего свою злость как инструмент манипуляции (давления, запугивания, принуждения). В таких условиях часто развивается тенденция к растождествлению себя с носителем злости и злостью как таковой, крайнее нежелание быть похожим на агрессора. Так возникает неосознаваемый внутренний запрет на злость как эмоцию, табу на любые проявления злости.

На самом же деле испытывать злость вовсе не означает быть злым или злобным. Злость это одна из эмоций, способность переживать которую была выработана в процессе эволюционного естественного отбора. Злость, как любая иная эмоция, лишь выполняет свою функцию. И каждый из нас в определённых ситуациях, вызывающих злость, имеет полное право на злость. Но не каждый имеет на неё разрешение.

Неосознаваемый внутренний запрет на злость вырабатывается в условиях воспитания „хороших“ девочек и мальчиков. Таким уже взрослым хорошим мальчикам и девочкам бывает сложно управлять своими чувствами и не всегда удаётся адекватно постоять за себя там, где это необходимо. Недостаточно развитое умение управлять злостью отражается и на физическом здоровье: неотреагированная и неосознаваемая злость ведёт к повышению артериального кровяного давления и частоты сокращений сердца, а длительные патологические нагрузки на сердечно-сосудистую систему чреваты инсультами и инфарктами.

Дать себе разрешение на злость вовсе не означает злиться чаще или интенсивнее, чем прежде. Это означает не обманывать себя, не запутывать самого себя неадекватными представлениями о природе чувств и уметь реагировать адекватно и в собственных интересах в тех ситуациях, которые вызывают злость.

Любая эмоция имеет некую причину, беспричинных эмоций не бывает: мы не можем плакать без причины или без причины смеяться, мы просто не всегда хотим эти причины осознавать или называть. Злость это всегда реакция на некий стимул. Злость это сингал о том, что какая-то из потребностей не удовлетворена (пример: вы очень хотите ещё поспать в ранний час, а за стеной кто-то долбит стену). Злость это и энергия, которая помогает нам удовлетворять потребности, если направить её в нужное русло (вы не делаете вид, что вы не злитесь, а принимаете адекватные меры, мотивируя соседа придерживаться временных рамок и уважать ваш покой).

Одним словом, злость это не зловредный баг, а весьма полезная фича. Если уметь ею пользоваться.

Особенно в рамках парной терапии мне приходится иметь дело с невысказанной и неотреагированной злостью – партнёры часто весьма неохотно затрагивают эту тему, когда посещают меня вдвоём. „Я не хотел(а) его/её ранить, разочаровывать или провоцировать“, „Я не хотел(а) создавать конфликт“ – объяснений есть много. Однако если есть злость, значит, конфликт уже наличествует, неудовлетворённость остаётся, эмоциональная дистанция и взаимное непонимание растут. Разрешение на злость, легализация этой нужной и важной эмоции – первый шаг к разрешению конфликта и восстановлению взаимопонимания и близости.

При этом крайне важно уметь грамотно подбирать слова для выражения чувств и обязательно называть конкретный повод, вызвавший злость. В рамках тренинга эмоциональной грамотности это умение можно очень хорошо развить. Чего вам и желаю.

Лена Корнеева

– краткое введение в методику –

Удобная для печати pdf-версия Эмоциональная грамотность по Клоду Штайнеру (8 страниц)

Эмоциональная грамотность. Звучит просто, как если бы каждый ею владел. Однако как раз сегодня эмоциональная грамотность или умение свои чувства и чувства других понимать является компетенцией довольно дефицитной. Недостаток этой компетенции, который проявляется в синдроме эмоционального выгорания, в депрессиях, конфликтах и кризисах отношений, призвана восполнить методика эмоциональной грамотности, разработанная доктором Клодом Штайнером.

Эту методику часто рассматривают как ответвление трансактного анализа: Клод Штайнер (1935 – 2017) был учеником и последователем Эрика Берна, он разработал свою методику в рамках философии ТА и практически опробовал её в конце 1960-х – начале 1970-х годов. Эмоциональную грамотность (emotional literacy) успешно применяют в своей практической работе специалисты, занятые в помогающих профессиях и в целом осваивают люди, стремящиеся гармонизировать свои отношения с окружающими. Книги Штайнера не только по эмоциональной грамотности, но и по анализу жизненных сценариев и терапии зависимостей издаются на десятках языков мира. Сертифицированные тренеры и учителя эмоциональной грамотности практикуют и преподают методику во многих странах, в частности в рамках работы Общества Эмоциональной Грамотности Германии (DGEK).

Центральное место в методике эмоциональной грамотности занимает понимание природной человеческой потребности в любви. Эмоциональная грамотность это осознанное умение адекватно обращаться с собственными чувствами и правильно понимать чувства других с целью построения благополучных (не манипулятивных) отношений. Это метод освобождения от усвоенных деструктивных паттернов мышления и поведения, от самообманов и неискренности с другими, препятствующих переживанию любви. Методика помогает достичь желаемой ясности там, где отношения зашли в тупик или там, где коммуникация стала трудной, неприятной и запутанной.

Рассмотрим основные понятия и практические особенности данной методологии.

„Поглаживания“. В каждом, даже самом кратком общении мы обмениваемся друг с другом поглаживаниями. Поглаживания (от англ. stroke – касание, поглаживание) это единицы признания, сигналы того, что нас воспринял кто-то другой. Поскольку наша природная потребность в любви это по сути потребность в переживании индивидуальной ценности, удовлетворяем мы её путём обмена поглаживаниями – единицами признания, то есть единицами подтверждения индивидуальной ценности.

Поглаживания могут быть вербальными и невербальными; к примеру, взгляд может быть гораздо более красноречивым, нежели слова. К невербальным поглаживаниям относятся также любые формы телесного проявления внимания – рукопожатия, прикосновения, объятия, поцелуи. Поглаживания могут производить положительное (желательное) и отрицательное (нежелательное) воздействие на их получателя, и это зависит от многих факторов субъективного характера (предыдущего опыта, особенностей восприятия, характера конкретной ситуации и т.п.). Есть и так называемые „пластиковые поглаживания“, то есть неискренние поглаживания, которые преследуют некую (скрытую) цель эмоционального или материального свойства. Сравнивающие поглаживания могут производить неприятный эффект в силу того, что они содержат некий элемент обесценивания, например, „сегодня ты выглядишь лучше“ (в этом сквозит мессадж „вчера было хуже“).

Функция поглаживаний – утоление так называемого голода по поглаживаниям, так Эрик Берн называл потребность в признании и любви. Если физиологический голод и его утоление служат предпосылкой физического выживания, то голод по поглаживаниям и его утоление обеспечивают нам выживание и благополучие психологическое. Быть любимым переживается нами как радость и счастье; пренебрежение, безразличие или недостаток желанного внимания воспринимается нами как своего рода наказание. Дети нуждаются в подтверждениях того, что они желанны и любимы и научно доказано, что если ребёнок получает недостаточно поглаживаний или только негативные поглаживания, то это отрицательно сказывается на его индивидуальном интеллектуальном и эмоциональном развитии.

Взрослые не менее детей нуждаются в признании и любви; разница между взрослыми и детьми лишь в том, что в процессе социализации взрослые усваивают разнообразные эрзац-формы удовлетворения потребности в любви или стратегии снижения фрустрации от неудовлетворения этой потребности. Такие формы вымогательства поглаживаний, как манипулятивное поведение, те или иные (эмоциональные) зависимости и созависимости это попытки „обмануть“ собственную потребность в признании, являющуюся центральным аспектом любых человеческих отношений. Разнообразные формы выражения признания и симпатии являются в нашем восприятии своего рода мерилом, которым измеряется субъективно воспринимаемая индивидуальная человеческая ценность.

„Экономия поглаживаний“. Наблюдения, проведённые Штайнером в рамках его практической работы, заставили его задуматься над парадоксальным феноменом – над тем, что в целом люди неадекватно экономно обращаются с поглаживаниями: они не дают их другим или дают слишком мало и они не способны их принимать, даже когда отчаянно их себе желают. Такие люди испытывают сложности, когда их вполне заслуженно хвалят, они испытывают внутренний дискомфорт и неловкость, находясь в центре внимания. Совокупность подобных проявлений Штайнер назвал „экономией поглаживаний“ (stroke economy), основанной на предпосылке, что любовь это ресурс невозобновляемый и потому иссякает при расходовании. Люди склонны верить в подобную предпосылку из неосознаваемого опасения, что в итоге они останутся вовсе без любви.

Экономия поглаживаний проявляется в пяти тенденциях в отношениях с другими:

• склонность не давать желаемых поглаживаний другим или давать их слишком мало;

• склонность не принимать желаемые поглаживания от других;

• склонность не отвергать нежелаемые поглаживания, когда их дают другие;

• склонность не просить других о желаемых поглаживаниях;

• склонность не давать желаемых поглаживаний самому себе.

Несоразмерно экономное обращение с поглаживаниями, которое ведёт к хроническому неудовлетворению природной потребности в любви, рано или поздно оборачивается фрустрацией и ухудшением отношений в паре или семье, центральная функция которых – удовлетворять потребность в любви. Состояние депрессии, которое Штайнер понимал как синдром дефицита любви и признания, это следствие неуместной экономии поглаживаний, то есть неумения переживать и выражать любовь, в том числе и любовь и бережное отношение к самому себе. Отношения, построенные на манипуляциях и неискренности, то есть на экономии поглаживаний, делают людей несчастливыми и рано или поздно нездоровыми. Потребность в признании для нас настолько важна, что мы часто действуем по принципу „плохие поглаживания лучше чем никаких“, или долго не решаемся выйти даже из деструктивных отношений, в которых присутствует (эмоциональное или физическое) насилие.

Чувства и эмоции. Поглаживания вызывают в нас чувства и эмоции. Искреннее внимание приносит нам радость; пренебрежение ранит нас, вызывает грусть или печаль. Иногда чувства могут быть настолько интенсивными, что кажется, что это они полностью владеют человеком, а не он ими. Таких состояний многие опасаются и чем больше непонимания и страха в отношении собственных чувств испытывает человек, тем менее эффективно он может своими управлять чувствами и строить желаемые отношения с другими.

Негативный опыт общения с родительской фигурой, которая сама не умела справляться с собственными чувствами и тем самым ранила чувства других, крайне затрудняет развитие умения понимать чувства и ими адекватно владеть. Научиться узнавать и тонко различать собственные чувства одно от другого – важная часть эмоциональной грамотности, так как даже в процессе благополучной социализации мы перенимаем от других привычку подавлять и вытеснять из области сознания собственные чувства и подвергать их табу, как если бы были чувства „плохие“ и „хорошие“. Это ведёт к тому, что мы более не осознаём в полной мере ни сами чувства, ни какую именно функцию чувства выполняют в нашей жизни, а ведь задача чувств – сигнализировать о том, насколько удовлетворены наши естественные потребности. К тому же в силу врождённых особенностей люди часто отличаются друг от друга по степени восприимчивости, чуткости и чувствительности, из-за чего в отношениях нередко возникают недоразумения, недопонимания и конфликты. Сознательно развитая грамотность в отношении собственных чувств и интуитивность в отношении чувств других помогает эти недоразумения и конфликты устранять и их предупреждать.

„Критический Родитель“. Неуверенность в себе, сомнения в себе, склонность чрезмерно угождать другим в ущерб собственным интересам, страх быть отвергнутым, низкая самооценка, неспособность постоять за себя – всё это проявления не врождённых качеств, а „встроенного“ в процессе социализации психического интроекта „Критический Родитель“. Критический Родитель как эго-состояние играет заметную роль в нашей психической жизни и весьма ощутимо влияет на наши отношения с другими. Этот интроект представляет собой сохранённые в индивидуальной памяти обесценивающие шаблоны мышления и поведения значимых родительских фигур, которые мы наблюдали и перенимали в период детства и взросления.

Критический Родитель манифестирует себя в виде разнообразных вариаций послания „Ты не ОК“ („Ты недостаточно хорош“, „Ты не справишься“ и т.п.). Будучи детьми, мы не в состоянии подвергнуть подобные родительские послания анализу и проверке на адекватность, к тому же физическое выживание ребёнка полностью зависит от родителей, что ведёт к восприятию их как непререкаемых авторитетов и истину в последней инстанции. Это часто выражается в том, что обесценивающее отношение родителей воспринимается ребёнком как правда, норма или как необходимость, которой уже повзрослевший человек иногда находит оправдания и извинения, что вовсе не помогает ему полностью избавиться от деструктивного действия (само-)обесценивания.

Критический Родитель ослабляет способность индивида справляться с жизненными задачами, он вовсе не помогает развивать задатки и умения, как то делает вторая интегративная часть родительского эго-состояния – так называемый Заботливый Родитель (сохранённые в индивидуальной памяти поощряющие и поддерживающие шаблоны мышления и поведения родительских фигур, базирующиеся на безусловной любви). Наличие выраженного Критического Родителя делает индивида более зависимым (от чужого мнения), слабым, манипулируемым и несвободным, нежели он мог бы быть при иных условиях и выражается в его уже обесценивающем отношении к другим (чрезмерной критичности, неспособности на искренность и проявления любви) и самообесценивающем отношении к самому себе (неуверенность в собственных силах, поиск в себе изъянов и несовершенств), что лишь дополнительно блокирует жизненную энергию и умение жить и быть счастливым.

Деструктивная власть Критического Родителя построена на ложных представлениях о реальности. Например, на представлении о том, что человеческая ценность индивида зависит от его положения в некой мнимой иерархии, критерии которой варьируются в зависимости от ситуации или контекста („ты ОК, если …“). Стремление отвечать неким иррелевантным или даже невыполнимым критериям коренится в раннем индивидуальном опыте переживания обесценивания, то есть в переживании зависимости от некоего условия („я буду тебя любить, если …“) и/или от фактического опыта унижения или подавления, сообщающих послание „Ты не ОК“. Человек, переживший подобное „обессиливание“ со стороны „фигур силы“, нередко склонен придавать особое значение символам и проявлениям „силы“, высокого статуса и превосходства и власти над другими как желанной компенсации пережитого им травмирующего опыта. Эмоциональное или физическое насилие, как выражение деструктивной власти над кем-то, является компенсацией и попыткой избегания позиции жертвы.

Приобретённый в условиях обесценивания опыт сомнения в собственной ценности делает индивида эмоционально зависимым от признания его окружающими; нужда в подтверждении ценности побуждает „заслуживать“ её порой весьма затратными и часто малоэффективными способами. В нашем восприятии субъективно воспринимаемая человеческая ценность часто прямо пропорциональна степени „любимости“ и признанности нас другими. Это подразумевает также, что тот, кого мы воспринимаем как желанный источник любви и признания, приобретает в наших глазах своего рода сверхценность и власть над нашими эмоциями. Тренинг эмоциональной грамотности даёт возможность осознать наличие интроекта Критического Родителя и умело нейтрализовывать эти его негативные эффекты. А значит, строить отношения не на основе экономии поглаживаний и манипуляциях, а на основе любви и доверия.

„Силовые игры“. Инструмент, при помощи которого Критический Родитель делает нас слабее, чем мы есть на самом деле, это психологические силовые игры (power plays). (Концепция игр, описанная ранее Берном, подразумевает под игрой коммуникацию, в которой люди вместо переживания истинной близости, ведущей к удовлетворению потребности в любви и признании, прибегают к заменителям близости – ритуалам и разного рода манипуляциям). Силовая игра это манипулятивная трансакция (или серия манипулятивных трансакций), преследующая цель сподвигнуть объект манипуляции делать то, чего он не делал бы или не делать то, что он делал бы вне силовой игры. Это коммуникация, из которой одна из сторон выходит „выигравшим“, а вторая „проигравшим“ или потерявшим.

Силовая игра искусственно делает тот или иной важный ресурс (поглаживание, признание, информацию) недоступным или менее доступным для объекта манипуляции и посредством такого искусственного „обессиливания“ одна сторона выигрывает некое преимущество над второй. Коммуникация, в которой обе стороны ощущают себя в выигрыше, является противоположностью силовой игры, то есть сотрудничеством, кооперацией, где обе стороны равноценны и обе имеют возможность учитывать собственные потребности; обе действуют добровольно и осознанно в своих интересах и обе ощущают себя комфортно.

Силовая игра преследует профиты эмоционального порядка, например, некоторых привлекает „позиция силы“, когда вторая сторона находится в слабом, зависимом положении, в положении того, кого „используют“. Силовые игры могут протекать грубо или весьма субтильно, то есть неявно для игроков (поначалу или же сначала и до развязки). Они бывают и весьма интенсивными, вызывающими мощный эмоциональный отклик в виде злости, гнева, ярости. Непрозрачность, полуправда, неправда, утаивание (части) информации, исключение из круга посвящённых, явные или тонкие намёки и неблагоприятные сравнивания с кем-то, подразумевающие обесценивания и вызывающие неприятные эмоции, – всё это и предпосылки, и составные части силовых игр. Научиться распознавать силовые игры, эффективно на них реагировать и тем самым их нейтрализовывать помогает тренинг эмоциональной грамотности.

Кооперативный контракт. Неотъемлемой частью тренинга эмоциональной грамотности является так называемый кооперативный контракт (договор о сотрудничестве), который каждый участник тренинга заключает добровольно перед началом практической части тренинга. Абсолютно равная человеческая ценность любого вовлечённого в процесс является основной концептуальной предпосылкой кооперативного контракта. Посредством кооперативного контракта участник декларирует свою готовность общаться с другими без силовых игр, что означает: абсолютная добровольность, никакой неискренности, никакого обмана и утаиваний информации (в том числе и о своих потребностях), никаких спасаний („Я ОК – Ты не ОК“) или позиций жертвы („Я не ОК – Ты ОК“) (см. треугольник Стива Карпмана). Под спасанием понимается тенденция помогать кому-то больше, чем позволяют собственные возможности и/или помогать кому-то недобровольно (а из чувства вины или преследуя некие неявные психологические профиты). Акт спасания понимается как манифестация обесценивания спасаемого, как и роль жертвы также является обесцениванием – наличествующих ресурсов, возможностей и опций. Кооперативный контракт это договорённость обеих сторон осознанно заменять подобные элементы силовых игр взрослыми трансакциями („Я ОК – Ты ОК“) и напрямую (не манипулятивно) удовлетворять потребность в признании.

Учитывание и уважение границ каждого заключившего кооперативный контракт выражается в том, что перед каждой коммуникацией каждый спрашивает разрешение на коммуникацию у того, с кем он ищет контакта. Как показывает опыт, выражение чувств и поглаживаний, проверка интуитивных предположений или просьба о прощении/поглаживании это коммуникации, которые способны вызывать сильные эмоциональные реакции как у самих участников, так и у наблюдателей процесса. Такой только разрешённый контакт создаёт необходимую безопасность для всех вовлечённых в процесс. Кооперативный контракт нейтрализует и эффекты Критического Родителя, которые неизбежно возникают во время тренинга как часть усвоенного ранее опыта и привычного (автоматического) реагирования на стимулы извне. Обусловленная кооперативным контрактом индивидуальная ответственность, которую каждый участник осознанно несёт за свои слова и действия, действует как своего рода „противоядие“ против токсичного вмешательства Критического Родителя и его попыток вовлечь участников в силовые игры, построенные на экономии поглаживаний, а значит, на невозможности удовлетворить природную потребность в любви. Частью кооперативного контракта является и возможность того, что любой участник на определённую просьбу имеет право ответить отказом (так как в рамках контракта он обязывает себя оставаться честным и делать всё только добровольно), и что взрослое поведение и заключается в способности принимать выражения воли и свободного выбора другого.

„Непроверенные фантазии“ часто делают человеческие отношения неприятнее и сложнее, чем они могли бы быть. Иногда мы поступаем, исходя из нашего субъективного представления о ситуации, не замечая, что наше представление не совсем обосновано и не совпадает с представлениями других. Хмурое выражение лица друга может быть быстро интерпретировано как выражение затаенной обиды и скрытый упрёк. Возможно даже, что это выражение лица будет интерпретировано как „логическое продолжение“ собственного чувства вины перед другом из-за того, что его просьба не могла быть выполненной и теперь он имеет право обижаться… Истинная причина хмурого выражения лица может быть совсем иной, не имеющей отношения ни к наблюдателю, ни к его тогдашнему отказу выполнить просьбу. Однако такая фантазия, если её не проверить и сделать или сказать что-то на её основе, может привести к конфликту, отчуждению, охлаждению отношений с близким человеком.

Эмоции и здесь играют весьма заметную роль и они могут быть очень интенсивными, но всё же вызванными именно фантазиями, не реальными поводами. Фантазию очень легко спутать с каким-либо из чувств или с реальностью. Более того, фантазии могут быть легко спутаны с похожими переживаниями из прошлого (так называемые „рэкетные чувства“ активируются схожим триггером), что приведёт к ещё большей путанице, обидам, обвинениям. Поэтому учиться проверять фантазии, то есть сверять с реальностью субъективные восприятия это важная часть тренинга эмоциональной грамотности. В условиях безопасности и доверия, обеспечиваемых кооперативным контрактом, каждый участник может проверить любую свою фантазию с целью устранения недоразумений и сложностей в отношениях и с целью обеспечения свободного обмена поглаживаниями вместо экономии поглаживаний.

Тренинг эмоциональной грамотности охватывает три условных этапа:

1. „Открытие сердца“. Назначение этого этапа – научиться общаться с другими, исходя не из экономии поглаживаний, а из базовой потребности в признании. Для этого учитываются пять упомянутых ранее принципов экономии поглаживаний и в противоположность им декларируется полное разрешение на:

• умение давать поглаживания другим;

• умение принимать поглаживания от других;

• умение отвергать нежелаемые поглаживания, когда их дают другие;

• умение просить других о желаемых поглаживаниях;

• умение давать желаемые поглаживания самому себе.

Этот этап требует определённой смелости и честности перед самим собой: не всегда легко и просто освобождаться от усвоенных шаблонов реагирования, связанных с Критическим Родителем и открывать своё сердце желанию быть любимым. Ранее усвоенные обесценивающие послания Критического Родителя „не выделяйся“, „не привлекай к себе слишком много внимания“, „не требуй слишком много заботы от других“, „ты не заслужил столько признания“ и т.п. могут вызывать мощную эмоциональную реакцию. В процессе тренинга участники учатся распознавать обесценивающие послания Критического Родителя и отделять их от актуальной реальности, в которой другие участники выражают своё признание и симпатию (и, как связанные кооперативным контрактом, они делают всё только искренне и добровольно). Этот новый индивидуальный опыт позволяет научиться самостоятельно нейтрализовывать деструктивные эффекты Критического Родителя и в иных ситуациях – когда приходится выяснять зашедшие в тупик отношения или постоять за себя.

2. Изучение карты эмоций. „Когда ты оставила мой е-мейл без ответа, мне стало грустно/беспокойно/я разозлилась“ – такая формулировка помогает обозначить причинно-следственную связь между поведением и эмоцией и адекватно сообщить это переживание адресату без обесценивающих вмешательств Критического Родителя. Цель этой части тренинга – не только вместо нежелательного чувства пережить чувство более приятное, но и развить навык грамотно идентифицировать собственные чувства и чувства другого и научиться о них, не раня чувств другого, открыто говорить. Грусть, злость, страх и радость как четыре базовых чувства должны быть названы по именам; для большего взаимопонимания можно упомянуть и интенсивность чувства по шкале от одного до десяти. Таким образом достигается ясность в отношениях и исключается возможность манипуляции. К тому же, как только неприятное чувство названо своим именем, интенсивность его переживания значительно падает.

Проверка фантазий также является частью изучения карты эмоций, как например, „Когда ты (называются конкретные действия), у меня возникла фантазия, что ты на меня сердишься“. Задача другого вовлечённого в данную коммуникацию – искренне ответить, есть ли в этой фантазии некое „зёрнышко правды“. Выражение субъективно-воспринимаемых интуитивных догадок и фантазий без обвинений и „навешивания ярлыков“ устраняет недоразумения и делает возможным адекватное, здоровое обращение как с собственными потребностями, так и с потребностями других – потребностью в любви, признании и уважении. Эта часть тренинга развивает интуицию и позволяет строить по-настоящему близкие отношения на базисе взаимного доверия.

3. Осознание своей ответственности. Прежде всего ответственности за собственное эмоциональное состояние через смену установки типа “он(а) меня нервирует”, на установку “я нервничаю, когда он(а) делает то-то”. Также речь об ответственности за чувства, которые мы вызываем своим поведением у других и умении возместить нанесённый эмоциональный урон.

Любой из нас умышленно или неумышленно совершает ошибки в отношениях с другими, просто потому что мы люди. Не каждый взрослый может о себе сказать, что его родители когда-либо просили у него прощения за нанесённую обиду; многие из нас выросли в семьях, где считалось, что „родители всегда правы“, а даже если и неправы, то у своих детей они точно не обязаны просить прощения. Не каждый и сам в детстве или позднее имел возможность научиться просить прощения за причинённую боль; чаще всего это могло быть просто актом принуждения. Любая силовая игра заключают в себе некий элемент насилия или двойных стандартов, то есть обесценивания хотя бы одной из сторон. Не просить прощения за содеянное это означает задеть или больно ранить чувства второй стороны, так как если бы её чувства были менее важны, чем чувства того, кто их вызвал. Искренняя просьба о прощении всегда является выражением уважительного отношения, поскольку она содержит в себе послание „Я ценю тебя и не хочу тебя потерять, поэтому хочу, чтобы ты чувствовал себя хорошо и между нами снова было всё было в порядке“. Желаемый эффект даёт только предельно точно сформулированная просьба о прощении, то есть та, в которой упомянуто, за что именно человек хочет быть прощён.

Иногда душевная рана или обида, нанесённая кем-то, может быть и настолькотолько добровольно, избегает роли жертвы или спасателя и в любой момент времени остаётся абсолютно честным с самим собой и с другими. В большинстве случаев искренняя просьба о прощении полностью „обнуляет“ ранящий эффект и восстанавливает утраченные доверие и близость.

Любая часть тренинга проходит в рамках кооперативного контракта.

Эмоциональная грамотность это на протяжении лет практически разработанная и точно выверенная методика, умелое использование которой позволяет достичь желаемых положительных изменений в отношениях. Области успешного применения эмоциональной грамотности охватывают психотерапию, психологическое индивидуальное и семейное консультирование, педагогику, коучинг, работу по тимбилдингу в рабочих средах и супервизирование. Благодаря эмоциональной грамотности любой заинтересованный человек может научиться более здоровому и благополучному, то есть исполненному любви и уважения отношению к себе и к другим.

© Елена Корнеева www.doktorlena.de

Это перевод с немецкого статьи об эмоциональной грамотности, опубликованной в сборнике статей психологического конгресса, посвящённого теме любви (Бад Киссинген, Май, 2017):
Kornyeyeva, L. (2017). Emotionale Kompetenz nach Claude Steiner: Eine kurze Einführung, in: Liebe ist die Antwort. Beiträge aus Psychotherapie, Pädagogischer Psychologie, Familienpsychologie, Wirtschaftspsychologie, Sozialpsychologie. Deutscher Psychologen Verlag, Berlin.