Недавно я провела четыре недели в Швейцарии, в италоязычном кантоне Тичино. Среди изобилия пальм, цветущих мимоз, камелий и магнолий на побережье перламутрового озера жизнь восхитительна … с поправкой на один дефицит: по-итальянски я не много понимаю и мало говорю. Такая коммуникационная и информационная ограниченность по ощущениям как неполноценность. Однако никто из тех, с кем я общалась в течение этого месяца, не дал мне понять или почувствовать, что я не ОК. Наоборот, они переходили на немецкий, дабы мой муж и я не ощущали себя исключёнными из общей коммуникации. Просто потому что дружелюбное отношение тут принято.
В это же самое время мне на глаза попались крайне пренебрежительные посты о швейцарцах в русскоязычном фейсбуке. Доставалось не только швейцарцам, которых назвали папуасами, но и некоренным, мол, а эти „недостаточно белые“ что тут забыли?! Эти посты не стоили бы чтения и упоминания, если бы не факт, что высказаться на темы „швейцарцы-папуасы“ и „понаехали“ находилось много желающих.
В этой связи вопрос (без оценок и осуждения, только с точки зрения психологических механизмов): Какая необходимость вынуждает человека, приехавшего в чужую – не важно какую – страну, недружелюбно и пренебрежительно относиться к населяющим её людям? Да и вообще, в любых иных ситуациях – что именно побуждает одних людей проявлять грубость и оскорбительное отношение к другим людям, им незнакомым и не сделавшим им ничего плохого?
Мне кажется, это про окейность. Обесценивание других это манифестация неосознаваемой неуверенности на предмет собственной ценности. Среда, в которой индивид „вынужденно“ сравнивает себя с другими, лишь усиливает эту неуверенность и включает механизм проекции: сомневающийся проецирует на „чужака“ как на экран собственное отношение к себе и видит с этого экрана уже неуважение к себе, как если бы это неуважение от чужака исходило. Стремясь снять дискомфорт, он и прибегает к попыткам обесценивания.
Своим происхождением неокейность обязана патернализму. Патерналистской является культура, предполагающая мнимое превосходство кого-то над кем-то и соответственно дискриминацию по какому-либо из признаков – половому, гендерному, этническому, возрастному и т.д.. При этом часто в целях дискриминации инструментализируются признаки, которые невозможно или весьма сложно изменить (цвет кожи, пол и т.д.), что лишь усиливает негативный эффект дискриминации.
Окейность в патерналистской культуре понимается как некий дефицит, т.е. что-то такое, что не присуще любому индивиду безусловно, но что якобы можно теоретически заслужить, „достать“. Это как внутренняя настройка по умолчанию „Ты не ОК в сравнении с другими“ (т.к. ты не дорос / женщина / цветной / инвалид / понаехал / etc). При этом подразумеваемые условия „достижения“ окейности могут варьироваться, делая задачу их выполнения ещё более сложной.
Задача идеи дефицита окейности – сделать людей предсказуемыми и управляемыми, вынудив их конкурировать за этот дефицит. Нам легко поверить в собственную неокейность и не осознавать при этом всю искусственность и контрапродуктивность идеи дефицита. Дело в том, что потребность в ощущении индивидуальной ценности это потребность, изначально прошитая в нашем нейро-физиологическом софте. Это подтверждается тем, что проявления принятия, признания, симпатии, уважения и любви это способы подтверждения индивидуальной ценности; на нейро-физиологическом и чисто телесном уровне они вызывают в нас положительный эмоциональный отклик, как и любой акт удовлетворения любой природной потребности. Пренебрежение, игнорирование и другие способы „отказать“ в подтверждении индивидуальной ценности ранят наши чувства, делают нас несчастливыми. То есть уязвимыми для манипуляций делает нас наша природная потребность в индивидуальной ценности и стремление эту потребность удовлетворить.
Противоположностью патерналистскому представлению об окейности и её мнимых источниках является парадигма эгалитарности, т.е. идея равенства (от франц. égalité – равенство). Парадигма эгалитарности родом из эпохи просвещения, повлиявшей на развитие западных обществ, какими они сейчас есть. Зная эти общества изнутри, я далека от их идеализирования, ведь и они неоднородны и патерналистские субкультуры есть и здесь тоже. Однако факт: именно в обществах, где получила развитие идея эгалитарности, исследованиями отмечаются более высокие уровни взаимного доверия и субъективного восприятия безопасности.
Разница между патернализмом и эгалитарностью проходит именно по линии индивидуальной окейности: в эгалитарных культурах принято относиться и к себе самому, и к окружающим с одинаковым уважением. И уважение, и самоуважение здесь не воспринимаются как дефицит. И поэтому не принято и нет нужды вести себя грубо, особенно без видимых на то оснований. Ведь, даже если у тебя есть основания, есть способы решения конфликта без проявления грубости или пренебрежения. Именно отсюда и взаимное доверие и безопасность. К примеру, в профессиональной среде меньше распространены иерархии и больше – горизонтальная и контрактная формы сотрудничества, где условия прозрачны и у каждого есть не только обязательства, но и права, в том числе и право постоять за себя в случае чего. Вы можете забыть вещь в общественном месте и её не тронут или отнесут в стол находок. Или вы можете оплатить в частной лавочке без продавца и контроля, просто оставив деньги на прилавке. Всё это проявления самоуважения, выражающиеся и в уважении к другим.
В патерналистских же культурах сама концепция уважения иная. Она предполагает, что проявить уважение можно, только унизившись перед объектом уважения, т.е. обесценив себя. Или только „с кукишем в кармане“, т.е. обесценив объект уважения. Или что „боятся, значит уважают“. Идея дефицита красной нитью проходит через эти представления.
Разумеется, сама по себе эгалитарная культура не гарантирует индивидуальную окейность, ведь первичные индивидуальные настройки осуществляет семья: от значимых родительских фигур мы приобретаем либо знание о своей ценности и уважение к себе, либо наоборот. Однако в эгалитарной культуре не принято выносить внутренний конфликт неокейности во вне, пытаясь решать этот конфликт за чей-то счёт, как бы „генерируя“ себе окейность путём отказа в окейности другому. Не случайно ведь и сама культура обращения к психотерапевту с целью снять конфликт зародилась не в патерналистских, а в эгалитарных культурах. Зародилась прежде всего из идеи ценности индивидуального психологического благополучия („стремиться к психологическому благополучию это ОК“). И из мотива поддержания культуры окейности, т.е. форм общения в социуме, не создающих дискомфорта другим.
Поскольку неокейность завязана на идее дефицита, антидот здесь только один: перестать верить в справедливость послания „Ты не ОК“. И начать верить в то, что окейность это не только нормально и безопасно, но и практично. Потому что именно окейность позволяет адекватно постоять за себя там, где это необходимо. Да и вообще наладить отношения и жизнь. На любом побережье, неважно, с мимозами или без.
Лена Корнеева
